Эксклюзив для канала «Бегать просто»: глава из новой книги Бориса Прокопьева «Цена одной секунды»
Друзья, вашему вниманию — глава из книги о Леониде Швецове «Цена одной секунды». Она посвящена Леониду Швецову, российскому бегуну, участнику Олимпийских игр 1996 и 2004 года в марафоне, действующему рекордсмену легендарного ультрамарафона Comrades в ЮАР. С 2007 года его рекорд не могут побить!
Горжусь своим земляком — Леонид родом из Саратова. И счастлив, что мне довелось пробежаться с ним бок о бок по трассе этого самого Comrades, конечно, когда он бежал уже в статусе любителя, а не профессионала :)
Друзья, вашему вниманию — глава из книги о Леониде Швецове «Цена одной секунды». Она посвящена Леониду Швецову, российскому бегуну, участнику Олимпийских игр 1996 и 2004 года в марафоне, действующему рекордсмену легендарного ультрамарафона Comrades в ЮАР. С 2007 года его рекорд не могут побить!
Горжусь своим земляком — Леонид родом из Саратова. И счастлив, что мне довелось пробежаться с ним бок о бок по трассе этого самого Comrades, конечно, когда он бежал уже в статусе любителя, а не профессионала :)
Заодно напоминаю про другие книги Бориса, посвященные сильнейшим отечественным бегунам:
Мосеев. Победитель или побежденный?
Кашапов. Последний марафонец СССР
Технологии триумфа
Толстиков. 2:09:17
Байков. Чемпион в полукедах
Мосеев. Победитель или побежденный?
Кашапов. Последний марафонец СССР
Технологии триумфа
Толстиков. 2:09:17
Байков. Чемпион в полукедах
Глава VII. Первый марафон
Мои юношеские и юниорские успехи по сей день оставляют во мне двоякие мысли. С одной стороны, у молодого человека, серьезно занимающегося спортом, всегда имеются большие амбиции. С другой — спорт вытягивает очень много сил, несмотря на поддержку, которую мы получали, например, в виде сборов и питания. Я могу на пальцах одной руки перечислить членов юниорской сборной СССР примерно моего возраста, кто не потерялся при сложном переходе во взрослый спорт. Нелегким оказался он и для меня.
Мне 20 лет. Я вернулся в институт на второй курс. На сборы стал выезжать реже. И, хотя тренироваться продолжал по два раза в день, результаты на основной в то время для мня дистанции — стипль-чезе — застопорились. Более того, откатились назад.
Прошел год — ситуация не улучшилась. Что делать? Как быть? И тут, памятуя, что еще в юношеском возрасте я несколько раз хорошо справлялся на соревнованиях с 10-километровой дистанцией, а позже даже и с двадцаткой, задумался: а не попробовать ли мне марафон? Такой идеей я поделился с Балашовым. Здесь стоит заметить, что сам Балашов в свою активную спортивную бытность специализировался в беге на 400 м с барьерами и 800 м, а еще иногда выступал в десятиборье, чтобы принести зачетные очки команде. Для подготовки спортсмена в стипль-чезе и даже в стайерских дисциплинах его знаний и умений хватало. Но марафон — совсем другое дело. Положительного ответа на свою инициативу я от него в одночасье не получил. Балашов взял паузу и вскоре предложил принять участие в пробеге на 15 км, традиционно организуемом спортобществом профсоюзов в январе в Адлере. Он сказал буквально следующее:
— Если пробежишь хорошо, то будем готовиться к марафону.
Но что он имел в виду под словом «хорошо», не уточнил.
Два месяца, предшествующих намеченной пятнашке, я никаких корректировок в тренировочный процесс не вносил. Недельные беговые объемы балансировали в диапазоне 80−100 км. Лишь однажды в ноябре хватанул 151 км, пробегая почти ежедневно по 20−25 км, а один раз даже 30 км. В декабре активно участвовал в различных соревнованиях, проводимых в манеже. Получилось по одному старту на 1000 м (2 мин. 45,6 сек.), 1500 м (4 мин. 00,2 сек.), 2000 м с препятствиями (5 мин. 49,9 сек.) и два — на 3000 м (8 мин. 37,4 сек. и 8 мин. 31,7 сек.). С таким багажом и приехал в Адлер.
В день пробега, 12 января, погода в Причерноморье стояла благоприятная: сухо, солнечно, безветренно, десять градусов тепла. Компания участников собралась сильная. Отсюда и быстрое начало: первые три километра пробежали большой монолитной группой за 8 мин. 48 сек. Так резво я раньше не начинал даже на десятке, но принял решение держаться рядом с лидерами столько, сколько смогу. На отметке 5 км зафиксировал время 14 мин. 51 сек., на 10-километровой — 30 мин. 00 сек. Казалось, что бегу на пределе. Я стал даже подумывать: вот бы кто-нибудь начал отставать от основного костяка, и тогда я составил бы ему компанию, ибо понимал, что если останусь один, то поддерживать высокую скорость вряд ли смогу. После 11-го километра то один, то другой участник стали предпринимать попытки оторваться от группы, и она рассыпалась. Цепляться за лидера у меня, конечно, не было сил, но в растянувшейся цепочке бегунов находил кого-то, рядом с кем мог поддерживать максимальный для себя темп. Финишировал уставшим до предела, но не чувствовал себя умирающим лебедем. Время показал хорошее — 45 мин. 22 сек., да и 10-е место, занятое среди маститых марафонцев и стайеров, не разочаровало. В подобном тоне подвел черту моему выступлению и Балашов, сказав:
— Все классно, готовимся к марафону.
Для дебютного марафона мы выбрали ни много ни мало Спартакиаду народов СССР. К ней допускались спортсмены сборных команд союзных республик, Москвы и Ленинграда. Разумеется, ни за одну из них выступать я не мог, так как не участвовал в отборочных соревнованиях. Но было заранее известно, что на старт позволят выйти еще нескольким спортсменам вне спартакиадного зачета. Благодаря стараниям Балашова в их число удалось попасть и мне.
В программе масштабных комплексных соревнований 42-километровый забег записали на 21 апреля. Местом его проведения выбрали город Белая Церковь в Киевской области.
Тренерского опыта работы с марафонцами у Балашова не было, поэтому он погрузился в изучение теории: много читал, с кем-то советовался. В методическом плане он пробовал то одно, то другое без особой уверенности, правильно ли все делает. Мне ничего не оставалось, как выступать в роли подопытного кролика. Сейчас, анализируя тот период, никому бы не пожелал оказаться на моем месте. Но тогда Балашов являлся моим тренером, которому я полностью доверял. И все же планы, составляемые им, больше походили на те, что предписаны стипльчезистам и стайерам. Беговой объем, конечно, увеличили. В конце января — начале февраля на протяжении трех недель он варьировал на уровне 145−165 км. Но потом пошла череда традиционных зимних стартов в манеже на дистанциях от 1000 до 3000 м, и километраж упал ниже 100 км в неделю.
Почти все три месяца подготовки к марафону я провел в Саратове. Кроссы бегал по заснеженным улицам города, а работу на отрезках выполнял в манеже. Ее было много. Делал, например, шесть раз по 2000 м, или 16 раз по 1000 м, или 30 раз по 400 м. Балашов часто давал и комбинацию отрезков разной протяженности.
Что касается кроссов, то практически каждую неделю был один длительный, 25-километровый. А за месяц до марафона в тренировочном темпе пробежал даже 40. Часть дистанции, примерно с 30-го по 35-й километр, далась мне тяжело. Но после того как с небольшим промежутком в два приема выпил пол-литра заранее припасенного напитка, дело пошло лучше, и завершил бег в относительно хорошем самочувствии возле подъезда своего дома. Однако подняться пешком по лестнице на свой пятый, самый верхний, этаж мне стоило больших усилий. Добравшись до квартиры, сел в прихожей на табуретку, развязал шнурки на кроссовках, потом хотел подняться, да не смог. Только отдохнув минут пятнадцать, с трудом удалось это сделать.
В Белую Церковь мы с Балашовым приехали утром накануне марафона. Разместились в гостинице, забронированной для спортсменов и тренеров. Днем предстояло пройти медицинскую и мандатную комиссии. Надо заметить, что в СССР с меддопуском к марафону было очень строго. Для этого существовала даже утвержденная Минздравом форма справки. Но на Спартакиаде и ее оказалось недостаточно — у каждого марафонца прямо здесь в специально оборудованном кабинете врачи снимали ЭКГ. Подвергся такой процедуре и я. Но, расшифровав полученные данные, люди в белых халатах дали мне от ворот поворот: в участии в марафоне отказали.
Тут требуется пояснение. Проблема с кардиограммой у меня появилась еще в 14-летнем возрасте. Выявили ее вскоре после того, как я впервые пробежал десятку в подмосковном Калининграде. Запись, сделанная доктором, гласила: увеличенный желудочковый комплекс, юношеская экстрасистолия, миграция водителя ритма. А еще блокада обеих — левой и правой — ножек пучка Гиса, которая при выполнении нагрузки пропадала. Думаю, это было не из-за занятий спортом, а что-то врожденное. Тренироваться и участвовать в соревнованиях мне не возбранялось, но посещать врачебно-физкультурный диспансер обязали не раз в год, как большинство спортсменов, а практически перед каждыми ответственными соревнованиями.
Словом, моя домашняя, полученная вполне официально медицинская справка в Белой Церкви не сработала. Получалось, что зря приехали. Но Балашов не опустил руки и пошел налаживать контакты, искать варианты, как это дело решить. Кто-то из местных тренеров ему подсказал, мол, а ты главному врачу соревнований накрой стол. Балашов так и поступил — пригласил этого нужного человека и еще двоих, которые дали ему такой совет и свели с главным, в ресторан.
Я остался в номере, который делил вместе с тренером. Уже наступила ночь, а Балашова все не было. Сон не шел. Наконец в коридоре послышалось какое-то мычание-рычание. Следом в комнату с грохотом отворилась дверь, и я увидел повисшего на плече дежурной по этажу своего тренера. При этом женщина совершенно не ругалась. Более того, заботливо, по-матерински приговаривала:
— Ну что же вы так.
По оттенку ее голоса было понятно, что она переживала. Довела постояльца до кровати и уложила. В такой ситуации я не стал Балашова ни о чем расспрашивать, и он, побурчав что-то себе под нос, вскоре заснул. Я же посчитал так: раз он меня не будил, значит, вопрос с допуском решен. Сам же еще долго ворочался с боку на бок, не смыкая глаз. Наверное, очень волновался перед пока еще неведанным мне выступлением.
Позже, когда я стал уже опытным марафонцем, пришел к следующему наблюдению. Многие, независимо от того, любители они или высококвалифицированные спортсмены, часто переживают по поводу последней ночи перед стартом. Но мой вывод таков: если ты в предыдущие дни высыпался нормально, а скомканной, неполноценной получилась только последняя ночь, то недосып не скажется негативно на итоговом результате.
Как в тактическом плане бежать на соревнованиях 42-километровую дистанцию, для меня было сродни терра инкогнита. У стартовой линии нас выстроилось около 150 человек, из которых около трети зубастые марафонцы уровнем не ниже мастеров спорта именно в этой дисциплине. Предполагал, что уже на первых километрах образуется некая большая лидирующая группа, а за ней шлейфом потянется хвост.
Первые два километра проследовали все вместе единой толпой, еще никто не отставал. Мне показалось, что бежим едва ли не трусцой, хотя темп был 3.20−3.25. Он сохранялся таким еще некоторое время. Но уже к отметке 10 км, которую я миновал за 33 мин. 17 сек., понял, что бежится не так уж и легко. Усталость постепенно нарастала, но тем не менее очередная десятка оказалась пройденной быстрее — за 32 мин. 30 сек. На этом участке трассы я оказался замыкающим в группе примерно из пятнадцати человек. Но она не была лидирующей. В ней никто не дергался, не предпринимал ускорений, поэтому темп держался относительно равномерным. Мой организм свыкся с текущим, не критическим для него состоянием. Дыхание было не затрудненным, из чего я понял, что бегу на скорости ниже порога анаэробного обмена (ПАНО), а значит, мышцы пока не закисляются, что очень важно для марафонца.
Так как погода стояла прохладной, то пить начал только на 25-м километре, где на пункте питания взял свою бутылочку с напитком «Олимпик», который в то время был популярен среди многих бегунов. Его я выпил около 150 миллилитров, делая маленькие глотки на протяжении трех километров. Установленное на отметке 30 км электронное табло показало мое текущее время — 1:38.50. А это означало, что третью десятку я закрыл за 33 мин. 03 сек. Такой темп старался поддерживать и дальше, хотя в ногах уже чувствовалась большая усталость. Приближаясь к 35-му километру, немного стал волноваться: о нем часто говорят как о «стене», появляющейся в силу полного истощения запасов углеводов. Но в этом месте я ее не почувствовал. Правда, через два километра, когда двое ребят, бежавших рядом, стали увеличивать темп, последовать за ними не смог. Главной задачей теперь было не допустить резкого снижения скорости, а она таяла, как апрельский снег. На последних двух-трех километрах меня сначала обогнал один участник, потом другой, третий. Мне ничего не оставалось, как с тоской провожать их взглядом. Ноги стали ватными. Да что ноги, даже руки онемели до такой степени, что, когда на 40-м километре я попытался взять со стола стаканчик с водой, у меня не получилось.
До финишной черты дотянул. Судья в створе сделал отмашку, громко крикнув:
— Сорок четвертый!
И я поковылял, выискивая глазами, где можно присесть, так как устал до чертиков. Нашел местечко на бордюре. Вскоре подбежал Балашов. Я потянулся руками к кроссовкам, чтобы развязать шнурки, и в этом момент у меня по всей длине ноги свело мышцы. От боли я вскрикнул и повалился на бок, что вызвало испуг даже у тренера: мало ли что со мной происходит. Но я его тут же успокоил. Он приподнял меня, чтобы я смог нормально сесть, но через несколько секунд ситуация повторилась, только теперь с другой ногой.
Балашов сообщил, что я пробежал марафон за 2:19.44 — на 16 секунд выше норматива «Мастер спорта», хотя это звание ранее я уже получил в стипль-чезе.
Мне 20 лет. Я вернулся в институт на второй курс. На сборы стал выезжать реже. И, хотя тренироваться продолжал по два раза в день, результаты на основной в то время для мня дистанции — стипль-чезе — застопорились. Более того, откатились назад.
Прошел год — ситуация не улучшилась. Что делать? Как быть? И тут, памятуя, что еще в юношеском возрасте я несколько раз хорошо справлялся на соревнованиях с 10-километровой дистанцией, а позже даже и с двадцаткой, задумался: а не попробовать ли мне марафон? Такой идеей я поделился с Балашовым. Здесь стоит заметить, что сам Балашов в свою активную спортивную бытность специализировался в беге на 400 м с барьерами и 800 м, а еще иногда выступал в десятиборье, чтобы принести зачетные очки команде. Для подготовки спортсмена в стипль-чезе и даже в стайерских дисциплинах его знаний и умений хватало. Но марафон — совсем другое дело. Положительного ответа на свою инициативу я от него в одночасье не получил. Балашов взял паузу и вскоре предложил принять участие в пробеге на 15 км, традиционно организуемом спортобществом профсоюзов в январе в Адлере. Он сказал буквально следующее:
— Если пробежишь хорошо, то будем готовиться к марафону.
Но что он имел в виду под словом «хорошо», не уточнил.
Два месяца, предшествующих намеченной пятнашке, я никаких корректировок в тренировочный процесс не вносил. Недельные беговые объемы балансировали в диапазоне 80−100 км. Лишь однажды в ноябре хватанул 151 км, пробегая почти ежедневно по 20−25 км, а один раз даже 30 км. В декабре активно участвовал в различных соревнованиях, проводимых в манеже. Получилось по одному старту на 1000 м (2 мин. 45,6 сек.), 1500 м (4 мин. 00,2 сек.), 2000 м с препятствиями (5 мин. 49,9 сек.) и два — на 3000 м (8 мин. 37,4 сек. и 8 мин. 31,7 сек.). С таким багажом и приехал в Адлер.
В день пробега, 12 января, погода в Причерноморье стояла благоприятная: сухо, солнечно, безветренно, десять градусов тепла. Компания участников собралась сильная. Отсюда и быстрое начало: первые три километра пробежали большой монолитной группой за 8 мин. 48 сек. Так резво я раньше не начинал даже на десятке, но принял решение держаться рядом с лидерами столько, сколько смогу. На отметке 5 км зафиксировал время 14 мин. 51 сек., на 10-километровой — 30 мин. 00 сек. Казалось, что бегу на пределе. Я стал даже подумывать: вот бы кто-нибудь начал отставать от основного костяка, и тогда я составил бы ему компанию, ибо понимал, что если останусь один, то поддерживать высокую скорость вряд ли смогу. После 11-го километра то один, то другой участник стали предпринимать попытки оторваться от группы, и она рассыпалась. Цепляться за лидера у меня, конечно, не было сил, но в растянувшейся цепочке бегунов находил кого-то, рядом с кем мог поддерживать максимальный для себя темп. Финишировал уставшим до предела, но не чувствовал себя умирающим лебедем. Время показал хорошее — 45 мин. 22 сек., да и 10-е место, занятое среди маститых марафонцев и стайеров, не разочаровало. В подобном тоне подвел черту моему выступлению и Балашов, сказав:
— Все классно, готовимся к марафону.
Для дебютного марафона мы выбрали ни много ни мало Спартакиаду народов СССР. К ней допускались спортсмены сборных команд союзных республик, Москвы и Ленинграда. Разумеется, ни за одну из них выступать я не мог, так как не участвовал в отборочных соревнованиях. Но было заранее известно, что на старт позволят выйти еще нескольким спортсменам вне спартакиадного зачета. Благодаря стараниям Балашова в их число удалось попасть и мне.
В программе масштабных комплексных соревнований 42-километровый забег записали на 21 апреля. Местом его проведения выбрали город Белая Церковь в Киевской области.
Тренерского опыта работы с марафонцами у Балашова не было, поэтому он погрузился в изучение теории: много читал, с кем-то советовался. В методическом плане он пробовал то одно, то другое без особой уверенности, правильно ли все делает. Мне ничего не оставалось, как выступать в роли подопытного кролика. Сейчас, анализируя тот период, никому бы не пожелал оказаться на моем месте. Но тогда Балашов являлся моим тренером, которому я полностью доверял. И все же планы, составляемые им, больше походили на те, что предписаны стипльчезистам и стайерам. Беговой объем, конечно, увеличили. В конце января — начале февраля на протяжении трех недель он варьировал на уровне 145−165 км. Но потом пошла череда традиционных зимних стартов в манеже на дистанциях от 1000 до 3000 м, и километраж упал ниже 100 км в неделю.
Почти все три месяца подготовки к марафону я провел в Саратове. Кроссы бегал по заснеженным улицам города, а работу на отрезках выполнял в манеже. Ее было много. Делал, например, шесть раз по 2000 м, или 16 раз по 1000 м, или 30 раз по 400 м. Балашов часто давал и комбинацию отрезков разной протяженности.
Что касается кроссов, то практически каждую неделю был один длительный, 25-километровый. А за месяц до марафона в тренировочном темпе пробежал даже 40. Часть дистанции, примерно с 30-го по 35-й километр, далась мне тяжело. Но после того как с небольшим промежутком в два приема выпил пол-литра заранее припасенного напитка, дело пошло лучше, и завершил бег в относительно хорошем самочувствии возле подъезда своего дома. Однако подняться пешком по лестнице на свой пятый, самый верхний, этаж мне стоило больших усилий. Добравшись до квартиры, сел в прихожей на табуретку, развязал шнурки на кроссовках, потом хотел подняться, да не смог. Только отдохнув минут пятнадцать, с трудом удалось это сделать.
В Белую Церковь мы с Балашовым приехали утром накануне марафона. Разместились в гостинице, забронированной для спортсменов и тренеров. Днем предстояло пройти медицинскую и мандатную комиссии. Надо заметить, что в СССР с меддопуском к марафону было очень строго. Для этого существовала даже утвержденная Минздравом форма справки. Но на Спартакиаде и ее оказалось недостаточно — у каждого марафонца прямо здесь в специально оборудованном кабинете врачи снимали ЭКГ. Подвергся такой процедуре и я. Но, расшифровав полученные данные, люди в белых халатах дали мне от ворот поворот: в участии в марафоне отказали.
Тут требуется пояснение. Проблема с кардиограммой у меня появилась еще в 14-летнем возрасте. Выявили ее вскоре после того, как я впервые пробежал десятку в подмосковном Калининграде. Запись, сделанная доктором, гласила: увеличенный желудочковый комплекс, юношеская экстрасистолия, миграция водителя ритма. А еще блокада обеих — левой и правой — ножек пучка Гиса, которая при выполнении нагрузки пропадала. Думаю, это было не из-за занятий спортом, а что-то врожденное. Тренироваться и участвовать в соревнованиях мне не возбранялось, но посещать врачебно-физкультурный диспансер обязали не раз в год, как большинство спортсменов, а практически перед каждыми ответственными соревнованиями.
Словом, моя домашняя, полученная вполне официально медицинская справка в Белой Церкви не сработала. Получалось, что зря приехали. Но Балашов не опустил руки и пошел налаживать контакты, искать варианты, как это дело решить. Кто-то из местных тренеров ему подсказал, мол, а ты главному врачу соревнований накрой стол. Балашов так и поступил — пригласил этого нужного человека и еще двоих, которые дали ему такой совет и свели с главным, в ресторан.
Я остался в номере, который делил вместе с тренером. Уже наступила ночь, а Балашова все не было. Сон не шел. Наконец в коридоре послышалось какое-то мычание-рычание. Следом в комнату с грохотом отворилась дверь, и я увидел повисшего на плече дежурной по этажу своего тренера. При этом женщина совершенно не ругалась. Более того, заботливо, по-матерински приговаривала:
— Ну что же вы так.
По оттенку ее голоса было понятно, что она переживала. Довела постояльца до кровати и уложила. В такой ситуации я не стал Балашова ни о чем расспрашивать, и он, побурчав что-то себе под нос, вскоре заснул. Я же посчитал так: раз он меня не будил, значит, вопрос с допуском решен. Сам же еще долго ворочался с боку на бок, не смыкая глаз. Наверное, очень волновался перед пока еще неведанным мне выступлением.
Позже, когда я стал уже опытным марафонцем, пришел к следующему наблюдению. Многие, независимо от того, любители они или высококвалифицированные спортсмены, часто переживают по поводу последней ночи перед стартом. Но мой вывод таков: если ты в предыдущие дни высыпался нормально, а скомканной, неполноценной получилась только последняя ночь, то недосып не скажется негативно на итоговом результате.
Как в тактическом плане бежать на соревнованиях 42-километровую дистанцию, для меня было сродни терра инкогнита. У стартовой линии нас выстроилось около 150 человек, из которых около трети зубастые марафонцы уровнем не ниже мастеров спорта именно в этой дисциплине. Предполагал, что уже на первых километрах образуется некая большая лидирующая группа, а за ней шлейфом потянется хвост.
Первые два километра проследовали все вместе единой толпой, еще никто не отставал. Мне показалось, что бежим едва ли не трусцой, хотя темп был 3.20−3.25. Он сохранялся таким еще некоторое время. Но уже к отметке 10 км, которую я миновал за 33 мин. 17 сек., понял, что бежится не так уж и легко. Усталость постепенно нарастала, но тем не менее очередная десятка оказалась пройденной быстрее — за 32 мин. 30 сек. На этом участке трассы я оказался замыкающим в группе примерно из пятнадцати человек. Но она не была лидирующей. В ней никто не дергался, не предпринимал ускорений, поэтому темп держался относительно равномерным. Мой организм свыкся с текущим, не критическим для него состоянием. Дыхание было не затрудненным, из чего я понял, что бегу на скорости ниже порога анаэробного обмена (ПАНО), а значит, мышцы пока не закисляются, что очень важно для марафонца.
Так как погода стояла прохладной, то пить начал только на 25-м километре, где на пункте питания взял свою бутылочку с напитком «Олимпик», который в то время был популярен среди многих бегунов. Его я выпил около 150 миллилитров, делая маленькие глотки на протяжении трех километров. Установленное на отметке 30 км электронное табло показало мое текущее время — 1:38.50. А это означало, что третью десятку я закрыл за 33 мин. 03 сек. Такой темп старался поддерживать и дальше, хотя в ногах уже чувствовалась большая усталость. Приближаясь к 35-му километру, немного стал волноваться: о нем часто говорят как о «стене», появляющейся в силу полного истощения запасов углеводов. Но в этом месте я ее не почувствовал. Правда, через два километра, когда двое ребят, бежавших рядом, стали увеличивать темп, последовать за ними не смог. Главной задачей теперь было не допустить резкого снижения скорости, а она таяла, как апрельский снег. На последних двух-трех километрах меня сначала обогнал один участник, потом другой, третий. Мне ничего не оставалось, как с тоской провожать их взглядом. Ноги стали ватными. Да что ноги, даже руки онемели до такой степени, что, когда на 40-м километре я попытался взять со стола стаканчик с водой, у меня не получилось.
До финишной черты дотянул. Судья в створе сделал отмашку, громко крикнув:
— Сорок четвертый!
И я поковылял, выискивая глазами, где можно присесть, так как устал до чертиков. Нашел местечко на бордюре. Вскоре подбежал Балашов. Я потянулся руками к кроссовкам, чтобы развязать шнурки, и в этом момент у меня по всей длине ноги свело мышцы. От боли я вскрикнул и повалился на бок, что вызвало испуг даже у тренера: мало ли что со мной происходит. Но я его тут же успокоил. Он приподнял меня, чтобы я смог нормально сесть, но через несколько секунд ситуация повторилась, только теперь с другой ногой.
Балашов сообщил, что я пробежал марафон за 2:19.44 — на 16 секунд выше норматива «Мастер спорта», хотя это звание ранее я уже получил в стипль-чезе.
